Последний дон - Страница 4

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

Теперь в кабинете, кроме самого дона, остались лишь его сыновья, Пиппи Де Лена и Вирджинио Баллаццо. Все они выглядели чуточку ошарашенными. О планах дона заранее знал один лишь Джорджио, для остальных же они прогремели словно гром с ясного неба.

Баллаццо еще слишком молод для роли Bruglione – всего лет на пять старше Пиппи. В его ведении находятся профсоюзы, транспорт и небольшой участок рынка наркотиков. Дон Клерикуцио известил Баллаццо, что отныне ему предстоит действовать независимо от Клерикуцио. Он должен лишь выплачивать десять процентов дани, а в остальном превращается в полновластного хозяина своего дела.

Вирджинио Баллаццо подобная щедрость буквально ошеломила. Этот восторженный человек, всегда подкрепляющий выражения своей радости или печали бурной жестикуляцией, вдруг онемел и лишь молча обнял дона.

– Из этих десяти процентов пять я буду откладывать для тебя – на старость или на черный день, – продолжал дон. – Ты не обижайся, но я должен сказать, что людям свойственно меняться, в их памяти появляются прорехи, а чувство благодарности за прошлые благодеяния стирается. Посему прошу тебя проявлять аккуратность при подсчетах. – Он помолчал. – В конце концов, я не налоговый инспектор и не могу налагать на тебя их жуткие штрафы и пени.

Баллаццо понял намек. Дон Доменико скор на расправу. Наказание приходит даже без предупреждения. И всегда одно – смерть. Впрочем, как же еще поступать с отступником?

После этого дон отпустил Баллаццо, но, провожая Пиппи до дверей, уже у самого порога помедлил, а затем притянул племянника к себе и прошептал ему на ухо:

– Не забывай о нашей с тобой тайне. Храни ее до самой смерти. Я не давал тебе приказа.

Тем временем на лужайке перед особняком возможности потолковать с Пиппи Де Леной ждала Роз-Мари Клерикуцио – очень молодая и весьма привлекательная вдова, хотя черный цвет и не шел ей. Траур по мужу и брату подавлял ее природную жизнерадостность, столь необходимую при подобной внешности. Ее большие карие глаза казались темнее обычного, а оливковая кожа выглядела землистой. Единственным цветным пятном были голубые ленты на одеяльце только что окрещенного сына Данте, задремавшего у нее на руках. Весь день она держалась подальше от своего отца дона Клерикуцио и трех братьев – Джорджио, Винсента и Пити. Зато теперь была готова бросить вызов Пиппи Де Лене.

Они приходились друг другу двоюродными братом и сестрой. Пиппи был на десять лет старше, и в юности Роз-Мари была влюблена в него по уши. Но Пиппи неизменно держался с ней по-отечески, даже снисходительно. Хоть он и слыл неисправимым бабником, осмотрительность не позволяла ему волочиться за дочерью своего дона.

– Привет, Пиппи, – окликнула Роз-Мари. – Поздравляю.

Пиппи улыбнулся, отчего его грубые черты приобрели даже некоторую привлекательность. Наклонившись, он поцеловал малыша в лобик, с удивлением отметив, что волосы, до сих пор сохранившие аромат церковного ладана, чересчур густы для такого младенца.

– Данте Клерикуцио – чудесное имя.

Это замечание отнюдь не было невинным комплиментом. Дело в том, что после гибели мужа Роз-Мари снова взяла свою девичью фамилию и дала ее новорожденному. В необходимости подобного шага с присущей ему непоколебимой логикой убедил ее дон, но она все равно испытывала угрызения совести.

И эти угрызения заставили ее поинтересоваться:

– А как тебе удалось убедить свою жену-протестантку устроить для вашего сына католический обряд и дать ему настолько религиозное имя? [Croccifixio – распятие(итал.) ]

– Жена любит меня и всегда готова сделать мне приятное, – улыбнулся Пиппи.

И в самом деле, подумалось Роз-Мари, жена Пиппи действительно любит мужа, потому что не знает его. Вот Роз-Мари его знает и когда-то тоже любила.

– Ты назвал сына Кроччифисио. Мог бы пойти ей навстречу хотя бы в том, чтобы дать сыну обычное американское имя.

– Я назвал сына в честь твоего деда, чтобы угодить твоему отцу.

– Как приходится поступать всем нам. – Горечь, прозвучавшая в словах Роз-Мари, была скрыта улыбкой. Уж так устроено лицо Роз-Мари, что стоит ей улыбнуться, как мягкость черт лишает яда любые ее колкости. Помолчав, она неуверенно проронила: – Спасибо, что спас мне жизнь.

Пару секунд Пиппи лишь недоуменно, с легкой опаской взирал на нее, потом мягко произнес:

– Тебе ничто и не угрожало. – Он обнял ее за плечи. – Поверь мне и не думай ни о чем таком. Забудь раз и навсегда. Впереди нас ждет счастливая жизнь, а прошлое лучше не вспоминать.

Роз– Мари склонила голову и поцеловала сына, но на самом деле ей не хотелось, чтобы Пиппи видел ее лицо.

– Я все понимаю, – промолвила она, зная наперед, что он перескажет разговор ее отцу и братьям. – Я смирилась с этим.

Ей хотелось, чтобы члены ее семьи знали: она по-прежнему любит их, она рада, что ее сын принят Семьей, окроплен святой водой и спасен от геенны огненной.

В этот момент Вирджинио Баллаццо увлек Роз-Мари и Пиппи к центру лужайки. Из дверей особняка в сопровождении трех сыновей появился дон Доменико Клерикуцио.

Мужчины в смокингах, женщины в вечерних платьях, дети в атласных нарядах выстроились полукругом, позируя фотографу. Толпа гостей разразилась аплодисментами и приветственными выкриками, и мгновение замерло, запечатлевшись на пленке. Мгновение покоя, торжества и любви.

Позже фотография была увеличена, вставлена в рамку и повешена в кабинете дона – рядом со снимком его сына Сильвио, погибшего в войне с Сантадио.

Продолжение праздника дон наблюдал с балкона своей спальни.